Товарищ «Маузер». Братья по оружию из будущего - Страница 39

Девушка двигалась молча и резко, но кровь, заливающая глаза, ей сильно мешала. На разбитый проем окна было брошено пальто.

– Ждите. Раненому – тряпку. Прапор – оружие, – изуродованная барышня кошкой исчезла за окном.

Пашка втянул голову в плечи, ожидая выстрелов. Но темнота молчала. Зато с другой стороны слышались голоса, всхрапывали кони.

Пашка осторожно заглянул в соседнее купе. Монашка нерешительно склонилась над плешивым. Прапорщик сунул Пашке карабин:

– Стрелять умеешь?

– А я… – парень машинально взял оружие. Было жутко. В конце вагона кто-то протяжно и безнадежно стонал. Пашке хотелось бросить карабин и заткнуть уши. Утешало только то, что и у прапорщика голос заметно вздрагивал.

В окне беззвучно возникла окровавленная маска. Прапорщик отшатнулся.

– Живее! – прошипела неузнаваемая барышня. – Раненого берем. Спускаем.

Пашка и прапорщик неуклюже ухватили неподвижное тело. Плешивый оказался жутко тяжелым. Прапорщик покачнулся, выпустил ноги раненого. Вообще-то Пашке казалось, что плешивый уже помер.

– Ну?! – девка подтянулась и оказалась в вагоне. – Взяли!

– Тяжелый, – пробормотал Пашка.

– Убью! Всех, – зашипела девка. – Ты! – она ударила ногой одного из дезертиров, неподвижно вытянувшегося среди узлов. – Встал! Мозги вышибу! – ствол «маузера» с силой ударил в затылок лежащего.

Раненого спустили из окна. Девушка была уже внизу, подхватила, даже удержала тяжелое тело. Нелепо полез наружу прапорщик, Пашка поспешно перевалился следом. Дезертир торопливо уполз куда-то в глубь вагона.

– Взяли! – зашипела девка.

Загрохотало, ожил бандитский пулемет. Пашка упал на четвереньки и вжался в землю. Над головой опять свистело и звенело, и пережить подобное еще раз было совершенно невозможно. Пинок в задницу Пашка просто не почувствовал. Не видел, как выругалась окровавленная ведьма, не видел, как они с прапорщиком, пригибаясь, потащили тяжелое тело прочь. На спину упало что-то увесистое. Пашка взвыл, не услышал сам себя в пулеметном треске, в ужасе перевернулся. Оказалось – саквояж. В окне стоял мальчик, губы его шевелились. «Помоги».

Зачем Пашка встал, и сам не мог объяснить. Протянул руки, принял монашку, – лицо у нее было белое, безумное, и сама она казалась бесчувственной, как мешок с картошкой. Пацан выбрался сам, спрыгнул. Пашка не сразу понял, что стрельба закончилась. Заорали с той стороны поезда, – банда опять лезла в вагон.

Машинально подхватив саквояж, Пашка побежал во тьму. Впереди мелькала светлая рубашка мальчишки, монашку пацан почти насильно волок за руку. Они свалились у кустов, и Пашка их догнал. Мальчик ткнул рукой в темноту:

– Туда!

– Левее лес ближе.

– Нет, они туда побежали.

Пашка не был уверен, что снова хочет видеть безумную барышню с ее разрубленной полуголовой. Ну, ее к дьяволу. Да и прапор-беляк туда же может утекать. Но мальчишка уже ухватил за рукав, потянул. Монахиня едва держалась на ногах, пошатывалась. У поезда опять шла стрельба, раздавались крики. Нет, нужно оттуда подальше убираться. Пашка, сжимая саквояж и пригибаясь, зашагал следом за пацаном. Сырая трава цепляла за сапоги, путала ноги.

* * *

Плохо. Два проникающих в брюшную полость, и еще ключица перебита. От последнего, скорее всего, майор и без сознания. Блузку Катя уже разорвала, прижала тряпки к ранам, – толку-то? Профессиональная медицинская помощь срочно нужна. Ну же, толстяк, очнись!

Эвакуировать человека в бессознательном состоянии невозможно. Неконтролируемый мозг может увести тело по любым координатам, и координировать такой Прыжок со стороны практически невозможно.

Давай, толстый, возвращайся. Хоть на минутку!

Левый глаз самой Кати ничего не видел, кровь заливала-заклеивала. Голова кружилась, – это от кровопотери. Надо бы остановить кровь, пока сама не свалилась. Только касаться собственного лба девушка боялась – по ощущениям, череп разрублен, а увидеть собственные мозги на пальцах – нет уж, увольте.

Ну, ты придешь в себя, сукин сын, или нет? Давай – давай!

Катя стянула с майора пиджак, разодрала ворот рубашки. С силой похлопывала по шершавым щекам. Плеснула коньяка из полупустой бутылки.

Ресницы вроде бы дрогнули.

– Его, наверное, посадить нужно, – неуверенно сказал прапорщик. – При ранениях в живот…

– Пошли на хер! – зарычала Катя. – Вон отсюда! За кусты, пошли, суки! Живо!

Все четверо остолбенели. Монашка, казалось, вот-вот хлопнется в обморок. Пашка застыл на полусогнутых. Залитая кровью девка и раньше была на диво страшна, а сейчас, с белозубым оскалом на черном лице, вообще походила на чертовку.

Катя швырнула бутылку, угодила прапорщику в живот, тощий очкарик хрюкнул, согнулся пополам.

Первым опомнился мальчишка, схватил за рукав свою спутницу, дернул за штаны Пашку:

– Уйти нужно.

Больше Катя не отвлекалась. Ресницы Виктора Михайловича вздрагивали. Он застонал, потянул руку к животу. Катя перехватила руку.

– Не трожь! Слышишь меня? Витюш, ты слышишь?

– Ну… пулемет…

– Хрен с ним. Сейчас уйдешь. Сразу в госпиталь. Все будет хорошо. Только ты продержись пару минут. Ты хорошо соображаешь?

– Да, – майор открыл глаза. – Тебя… что?

– Нормально. Так – сейчас представь двор «К-ашки». Живенько представь, с подробностями. Я активирую чип возврата. Держись две минуты. Понял?

– Понял. Катя… сможешь, доделай… Важно… Главное, его возьми…

– Хорошо-хорошо. Возьму. На посту «К» сколько телефонов?